Леон Даме/Фото: Senta Simond/Fantastic Man

Немецкий манекенщик Леон Даме, муза модельера Джона Гальяно, ставший звездой после показа Maison Margiela в 2019 году, пройдя по подиуму в высоких сапогах на каблуках и кожаном жакете, дал интервью для весеннего номера журнала Fantastic Man, в котором поговорил о себе, своей модельной карьере и о том, как изменилась мужская мода и модельный бизнес за последнее время, а также принял участие в фотосессии.

Леон Даме открывает мне дверь своей парижской квартиры в квартале Бельвиль. Только что закончился январский сезон показов мужской одежды и высокой моды. Он отдыхает после открытия показа Maison Margiela Artisanal Джона Гальяно, модного зрелища, которое мгновенно стало одним из самых обсуждаемых за последнее время, когда силуэт Леона появился из тумана парижской ночи, отображаясь в пропорции 9:16 на экранах телефонов по всему миру.

У неба тот особый, идеальный оттенок позднеполуденного, почти весеннего глубокого синего цвета, который бывает в январе в Париже. Прошло почти девять лет с тех пор, как Леон — кудрявый и ангелоподобный 16 лет от роду — начал свою карьеру модели, открыв весенне-летний показ Sacai в 2015 году. В следующем сезоне он, казалось, был повсюду, обладая особым качеством, которое он излучает, выделяясь из водоворота новых лиц, которые появляются на подиумах каждые полгода. Он был на показах JW Anderson, Margaret Howell, Alexander McQueen, Burberry, Jil Sander, Hermès, Louis Vuitton и Raf Simons, легко вписываясь в различные представления о моде: возвышенные, аморфные, андеграундные, изящные, первоклассные.

Сейчас он тот, кто в мужском модельном мире считается супермоделью. «Впрочем, я не очень умею давать интервью», — предупреждает он, заваривая по чашке чая для нас обоих. На чашке, памятной с детства, красуется уютный красный плюшевый мишка. Чай — подарок коллеги Кики Виллемс, которая входит в группу моделей, близких друзей, чьи лица определяют облик высокой моды последнего времени. Мы закуриваем по сигарете за окном. Он недавно переехал в Бельвиль из Марэ и наслаждается тем, что находится вдали от бешеного центра города, любуется людьми в местных брассери, имеет больше места для занятий пилатесом и может спуститься с холма, чтобы купить шпецле в немецком супермаркете, когда тоскует по дому. Леон обаятелен и гостеприимен, он постоянно смеется. На нем мешковатая клетчатая пижама, пара пушистых черных сандалий Birkenstock Arizonas и футболка с логотипом Pink Floyd, на которой изображены обложки разных альбомов группы в виде пирамиды. Сегодня вечером он должен посетить вечеринку по случаю дня рождения Поля Амлина (Paul Hameline), еще одного члена его модельного дружеского круга.

***

Вчерашняя взрывная коллекция Maison Margiela была перформативной, обманчивой видимостью модного показа, чем-то застрявшим между реальностью, театром, сном и кошмаром, кутюрным факсимиле фотоальбома Брассаи «Ночной Париж» 1933 года. Это именно то, для чего идеально подходит Леон, чья походка в равной степени уверенная, чувственная и непосредственная. Он вышел на сцену в брюках с высокой талией, немыслимо в ней зауженных, с небольшим цветком белого корсета вокруг ребер, прихорашиваясь с очарованием богомола. Острое ощущение театральной телесности идеально подходило для Леона, который озирался и пристально смотрел на зрителей. Это было похоже на показ мод из другой эпохи: более масштабный, с большим смыслом, подкрепляющим эпатажное зрелище, с большим контактом.

«Джон великолепно умеет играть с пространством между зрителями и моделями, — говорит Леон о Гальяно. — Тот наряд, который он создает, дает вам так много информации о герое, которым вы должны стать. Для меня очень важно понимать, что ты носишь и почему ты это носишь. Джон одевает персонажа, а одежда делает его персонажем, поэтому вы должны в него вжиться. Вы играете персонажа через одежду». Именно такой подход к дефиле позволил Леону занять столь интересное место в современной моде.

Я и весь мир моды впервые заметили талант Леона к такого рода модным перформансам в 2019 году, когда он закрывал весенне-летний показ готовой одежды Maison Margiela в костюме моряка, о котором грезил Жан Жене: черные лакированные сапоги, никаких брюк, красивые ноги, короткие белые трусы, матросский топ, переходящий в мини-юбку, и офицерская фуражка. Тогда эта изломанная, напыщенная, угрюмая энергия, умышленно сломала четвертую стену, которая обычно отделяет подиум от зрителей. Он дулся и сердито смотрел на зрителей и был слишком увлечен моментом, чтобы полностью осознать, что за мгновение в истории моды он создавал, когда размахивал бедрами по Гран-Пале, а Анна Винтур неудержимо улыбалась в зале.

«Я ожидал, что это привлечет внимание, — говорит он сейчас, когда мы размышляем об этих поворотных моментах в карьере. — Но я не думал, что это будет настолько существенно. Я нервничал — я нервничаю перед всеми показами, — но особенно перед теми, где ты чувствуешь, что хочешь выложиться по полной. Это стресс, и было бы великой ложью сказать, что я не сходил с ума от волнения. Но я понял, что в тот момент что-то произошло. Я не мог понять, что именно, но что-то изменилось».

Это навык, который Леон оттачивал сознательно и старательно. Его привлекли к работе моделью по старинке — на автобусной остановке после школы, — но он мало что понимал в индустрии, в которую вступал. Однако от природы он любил наряжаться. В отличие от многих парней, которых привлекали к работе, он с любопытством относился к моделингу как к искусству, которое позволяет надеть одежду и рассказать историю. В качестве примера можно привести его вирусное появление на весенне-летнем показе Margiela в 2019 году. «Мне нравится смотреть на зрителей, когда я иду по подиуму, — говорит он. — Мне нравится этот контакт. Чтобы донести до зрителей что-то, будь то идея или переживание. Да и вообще, быть моделью для мужчины сейчас довольно интересно. Появилось гораздо больше возможностей показать что-то новое, попробовать что-то новое, выразить то, что значит быть мужчиной, поэкспериментировать с маскулинностью. Сейчас так много разных способов быть сексуальным парнем, так много разных героев, в которых можно перевоплотиться. Вы можете получить от этого большое удовольствие».

И хотя теперь он добился успеха, в его модельной карьере были свои взлеты и падения. «Первые три-четыре сезона тебя признают в индустрии как новое интересное лицо. Все хотят тебя заполучить, и ты начинаешь участвовать во всех этих показах. Помню, в тот первый полный сезон я сделал так много и очень сильно заболел — у меня была температура 40. Я почти не говорил по-английски, не понимал, что происходит, но я делал это и как-то добирался до дома, напичканный обезболивающими и антибиотиками. А потом, спустя несколько сезонов, все вдруг замедляется. Никто в начале не говорит вам об этом моменте, хотя это вполне естественно. Даже сейчас я не думаю, что в этих вопросах есть много прозрачности. Все меняется очень быстро, возникает так много давления, ты чувствуешь тревогу, иногда тебе очень плохо». Это обычная траектория в индустрии, где новизна ценится как неотъемлемое достоинство.

«Когда я начинал работать моделью, я был очень не уверен в себе. Я еще не умел правильно двигаться. Я не знал, что делать, поэтому сидел и ждал, пока кто-то скажет, что делать. Ты боишься кого-то расстроить или сделать что-то не так. И мой английский был ужасен: я просто стоял и говорил "Ja, ja, ja"*, не понимая, что люди мне говорят. Я чувствовал себя ребенком. Потом ты сильно и быстро вырастаешь. Я много работал в модельном бизнесе, мне сразу же дико понравилось, и я немного перфекционист, поэтому я решил, что если моделинг — это моя работа, то это моя жизнь. Я решил, что если я буду этим заниматься, то буду делать это очень хорошо. Я хочу сделать что-то такое, что люди запомнят».

Так что во время спада в работе после своего первого прорыва на сцене моды Леон переехал в лондонские пригороды, поселился глубоко в городе, в зеленом боро Луишем, учился говорить по-английски, работал в ресторане, пытался свести концы с концами и ждал модельных предложений. Затем он вернулся в Берлин и недолго изучал историю искусств («Я не продвинулся дальше эпохи Возрождения»), а потом переключился на изучение театра и политики. «Это была теория — чтение текстов, анализ, — но мне хотелось практики. Мне очень нравится использовать свое тело». Поэтому, желая найти более конкретное театральное применение, он вернулся в Лондон и поступил на курс в Королевскую академию драматического искусства, где учился двигаться и держать себя, как преподнести идею с помощью походки или позы на подиуме. Он не стал следовать, по его мнению, шаблонному пути от моделинга к актерству, который так привлекает многих.

***

При личной встрече Леон гораздо радушнее, чем можно было бы предположить, глядя на его ошеломительные появления на подиуме. Его квартира кажется обжитой, по-домашнему уютной, полной безделушек и подарков, открыток и самодельной керамики, а не суровой минималистичной квартирой с пустым холодильником, которая в народном воображении может представлять собой жилище модели. Он переехал в Париж четыре года назад, а родился в Берлине, сын отца, гордого уроженца Западного Берлина, и матери из Шварцвальда. Леон родился в конце 90-х годов и принадлежит к тому поколению, которое не застало волнения и оптимизма воссоединения и падения Берлинской стены, которое никогда не знало разделенного города, но прекрасно понимало, что физическая стена когда-то делила город пополам. «Иногда в городе можно было почувствовать прошлое, но в нашей повседневной жизни, когда мы росли, оно не присутствовало», — говорит он.

За то время, что он работает на подиуме, Леон стал свидетелем расцвета Instagram** и того, как в социальных сетях появляются мгновенные реакции на дефиле, запечатленные на бесчисленных камерах телефонов. «Странно иметь возможность проследить, как именно ты выглядишь в тот или иной момент времени на протяжении девяти лет только благодаря Vogue Runway, — говорит он. — Я принадлежу к первому поколению в моде, которое действительно выросло с телефонами. Модельная индустрия очень сильно изменилась, как в том, как люди связаны с модой, так и в том, как вы представляете себя в Интернете в качестве модели. Когда я начинал, у меня был только личный аккаунт в Facebook***, и все. Это было несущественно».

Мода теперь способна выйти за пределы своеобразных монастырей, в которых она обитала раньше, оставаясь без внимания остального мира. Теперь каждый ужасный, удивительный, несущественный момент каждого модного показа доступен для просмотра на телефонах по всему миру. Это привело к тому, что многие модные показы превратились в циничные, пустые зрелища, упражнения в маркетинге и шоке. Речь идет не только о гостях в зале и кричащих фанатах на улице, но и об идеях на подиуме. Но увидеть проход Леона — значит поверить в нечто более глубокое и давнее: идею о том, что одежда, которую мы носим, может рассказать о том, кто мы такие и как мы держим себя. За это время в индустрии произошло разрушение и расширение гендерных представлений об одежде и типах тела, что позволило мужчинам носить все, что они хотят. Это началось на подиумах, где Леон выделился как манекенщик, представляющий меняющиеся идеалы мужественности и красоты. Теперь это распространилось на всю культуру: футболисты носят женскую одежду Miu Miu и маленькие сумочки, скейтбордисты — спортивные юбки, рэперы одеваются как бесполые футуристические киборги, и любое возмущение по этому поводу в таблоидах выглядит скорее перформансом, чем осуждением. Мир мужской одежды изменился, а значит, изменился и мужской моделинг.

Леон принадлежит к поколению манекенщиков — наряду с друзьями Полем Амлином, Маликом Бодианом, Йонасом Глёэром и Алтоном Мейсоном, — которые привнесли в моду более широкое видение мужской красоты. В нулевые годы существовали два варианта: брутальный сверкающий торс Дэвида Ганди на билбордах Таймс-сквер или щуплые детки без карьеры и имени, которых забирали с техно-рейвов в Роттердаме, Кёльне, Цюрихе и Гамбурге для участия в показах Рафа Симонса или Эди Слимана, а затем быстро возвращали обратно в ночные клубы. Но понятие манекенщика теперь включает в себя гораздо более широкий идеализм и чувство свободы, которые вышли за пределы андеграунда. Актер Джереми Аллен Уайт еще может быть мускулистым и вожделенным в рекламной кампании Calvin Klein, но Леон, новое лицо Loro Piana, является не менее важным барометром состояния мейнстримовой маскулинности.

С появлением таких моделей, как Леон, Малик и Йонас, мы можем проследить изменение представлений о том, как выглядит мужская сила. За последнее десятилетие они стали менее объективированными, с менее одномерно накаченными телами, более соответствующими классическим лицам и манере держаться женской моды. Они также стали более интересными, отражая путь своих дизайнеров-чемпионов, таких как Раф Симонс, которые перешли из андеграунда в мейнстрим, когда в конце 2010-х годов мода стала доминирующей формой искусства. «Вы определенно замечаете, как изменилась одежда моделей за эти годы, — говорит Леон. — Я считаю, что это свидетельствует о более широкой молодежной культуре. Мужской модельный бизнес — это такой широкий круг людей, здесь есть люди отовсюду, так что это показывает, на что обращают внимание дети, на что они смотрят. Когда я начинал, все были одержимы джинсами-скинни и все были худыми, на них сильно повлиял образ Эди Слимана, но сейчас все очень свободно, очень широко. Люди одеваются удивительным, забавным образом. Мужская одежда стала большим развлечением, я думаю».

В свои 25 лет Леон уже выделяется своим долголетием в индустрии, которая с удовольствием поглощает своих детей со всем стыдливым, печальным и необходимым ликованием Сатурна с полотна Гойи. Он манекенщик, который вырвался из парада благодаря своей индивидуальности и таланту, а также любви и принятию ремесла и важности мужского моделинга. «Мне потребовалось время, чтобы открыто и с гордостью говорить о том, что я манекенщик, потому что долгое время это не получало большого признания. В 80-е годы были большие модели, в 90-е, но не так уж часто мужчины делали настоящую карьеру. Я горжусь тем, что я модель. Мне нравится быть моделью. Думаю, у меня неплохо получается! Я всегда буду очень привязан к этому. Это работа, которую я люблю».

Текст и интервью: Феликс Петти

* «Да, да, да» (нем.)

** Instagram принадлежит Meta, признанной в РФ экстремистской организацией

*** Facebook принадлежит Meta, признанной в РФ экстремистской организацией